Хотя, если бы я сказала такое матери, ее бы хватил сердечный приступ.
Но каждый раз, когда я спрашиваю у сестры о музыке или приглашениях на свадьбу, она бледнеет и бормочет что-то о том, что мол выбери сами. Так что я не приблизилась ни на йоту к планированию свадьбы Лили. И это бесит нашу маму. Уверена, сегодня днем она перезвонит мне с лекцией о тайм-менеджменте.
- Все хорошо, а?
Мое сердце подпрыгивает от звука голоса Коннора. Перекатываясь на другой бок, я вижу его сонное лицо, голова упирается в согнутую руку.
- Это просто мама, - говорю я шепотом. - Прости, что разбудила.
Я собираюсь откатиться на свою сторону матраса, когда телефон снова жужжит.
Вышли мне отчеты Кэллоуэй Кутюр за прошлую неделю. Я бы хотела, чтобы их просмотрел мой финансовый консультант, – мама.
Я испускаю раздраженное рычание.
- Она же знает, что я больше не хочу ее вмешательства в свою компанию, - говорю я больше самой себе, чем Коннору. - Почему она не может просто отступить?
Я не отвечаю на это ее сообщение. Из опыта мне известно, что лучше не начинать спор по телефону. Особенно, когда на часах четыре тридцать утра.
- Так ты хочешь поговорить, - говорит Коннор, приподнимая брови.
- Нет, - я моргаю и качаю головой одновременно. - Прости. Сейчас очень рано... - я собираюсь повернуться, но Коннор ловит мою руку.
- У меня есть для тебя время, - говорит он. Я наблюдаю за тем, как он садится, взбивает свою подушку и прислоняется к изголовью кровати. После чего жестом приглашает меня к себе. - Рассказывай.
Я немного приподнимаюсь, подтягиваю ноги и натягиваю поверх коленей свою ночную рубашку из синего королевского шелка.
- Когда я сказала ей, что хочу организовать реалити-шоу и помочь таким образом Физзли и Кэллоуэй Кутюр, первое что она ответила было "лучше бы это сработало, иначе после этого шоу у меня будет не одна, а две дочери, погубившие славное имя Кэллоуэй", - я смотрю на простыни и качаю головой. - Кто говорит такое своей собственной дочери?
Коннор молчит, позволяя мне выговориться. Обычно я жду до сеанса терапии, и уже на нем разряжаю свое раздражение. Но в конце этих сессий врач всегда назначает мне анти-тревожные препараты, тогда как Коннор после таких разговоров успокаивает большую часть моих беспокойств.
Я продолжаю, размышляя о ее смсках.
- И даже несмотря на то, что я сто раз ей говорила, что свадьба Лили у меня под контролем, она все равно настаивает на своем вмешательстве в этот процесс. "Ты не сможешь найти нормальный торт Красный бархат, Роуз. Сделай основным цветом свадьбы золотой, такой как в логотипе Физзли, Роуз. Это помещение слишком маленькое для проведения банкета, Роуз. О, а это слишком большое", - я поднимаю руки, после того как спародировала маму. - Я не могу сделать ничего правильно.
- Ты пыталась игнорировать ее? - спрашивает Коннор.
Он знает, что я не прибегала к этой тактике. Я рассыпаюсь на части от маминой настойчивости. И от того, что знаю, что даже когда она становится властной и доводит меня до края, какой-то части меня, все еще нравится, что она беспокоится о своих детях. Она же тратит время, думая о своих дочерях, а не на всякие ненужные переживания.
- Я люблю ее, даже если ненавижу, - говорю я, не совсем отвечая на его вопрос.
- Парадокс, - размышляет вслух Коннор. - Я люблю такое. Они делают жизнь интереснее.
Мой взгляд поднимается к нему. Подобные разговоры по душам для нас не так уж частые. Обычно мы весело спорим о сексиских теориях Фрейда. Но пару раз мы обсуждали отношения Коннора с его матерью. Ей не свойственны холодность или материнский инстинкт. Она просто такая как есть. По крайней мере именно то, как Коннор описывает всегда Катарину Кобальт. Словно она просто его босс.
Я бы хотела познакомиться с ней, но в течение последнего года Коннор постоянно лжет мне, что она занята. По какой-то идиотской причине он не желает нас знакомить, и хоть он и не говорит мне почему так, я все равно уважаю его мнение. Так что когда она позвонила мне пару дней назад, я отшила ее, используя то же оправдание, что и Коннор. Я слишком занята для кофе и, безусловно, слишком занята для позднего завтрака. Это было грубо, но если она прислушается к сплетням светских львиц и всяким домыслам, то узнает, что я немного сука.
- Все матери слегка безумны, - говорит Коннор, слабо улыбаясь. Он просто процитировал Селинджера. И теперь ждет моего ответа. Но я сжимаю губы, словно мне нечего сказать. Улыбка Коннора гаснет. - Д.Д. Селинджер.
- Серьезно? Большинство матерей - интуитивные философы, - выпаливаю я.
Он снова усмехается.
- Гарриет Бичер-Стоу. И я не могу не согласиться.
- Я не пытался сбить тебя с толку, так что не злорадствуй, - я хочу услышать правду, а не просто чьи-то слова. - Скажи мне что-то настоящее.
И в одну секунду он хватает меня за лодыжку и тащит по матрасу так, чтоб я оказалась лежащей плашмя. Ночная рубашка поднимается к животу, выставляя на обозрение мои черные хлопковые трусики. До того как я успеваю ее поправить, Коннор поражает меня, упираясь руками по бокам от моего тела и нависая надо мной. В его взгляде таится вызов. Оставаться неподвижной. Не бояться его.
Я вдыхаю, и внутри меня вспыхивает пламя. Я не ерзаю, не тянусь к своей рубашке; сужая глаза, я обращаюсь к своей воинственной стороне.
- Ты не ответил мне.
Его взгляд порхает по чертам моего лица.
- Тебе все равно не понравится то, что я скажу.
- Это не имеет значения. Просто скажи мне что угодно.